Сам отодвинул в сторону первый из них, расстегнул до пояса рубашку, закатал рукава и горстями начал выгребать оттуда песок.
— Тано! — неожиданно крикнул он. — Неужели ты думаешь, что я тебя до сих пор не заметил?
И Тано, несмотря на то, что почти с самого начала был уверен в обратном, застыл от удивления на месте.
— Да ведь я же ради тебя проделал этот опостылевший мне путь! — продолжал Сам. — Иди сюда!
«Тот, Другой, вряд ли прячется за камнями. А за дюнами?»
Тано с неохотой покинул свой наблюдательный пункт.
— Вот, есть! — Сам помахал ему рукой. Потом вынул носовой платок, опять нагнулся и начал очищать им находку. — Готово! И так здесь под каждым камнем!
По выражению его лица, сереющего в предрассветных сумерках, было видно: он страшно возбужден. Или испуган? Расстроен? Его двойной подбородок сильно дрожал, губы трагически извивались дугой, словно толстяк собирался заплакать. Тано подошел к нему.
— Под каждым, под каждым… — повторял Сам и показывал вниз. — Смотри!
Он заставил товарища наклониться. В первый момент Тано стало не по себе, потому что он понял: старик закапывал в этой части берега фрагменты его тела. Патология какая-то! Увы, сомнений не оставалось: одинокая жизнь среди тупых флегмад превратила этого человека в психически неуравновешенного, маниакального типа. Сейчас, например, он обнаружил в песке лицо захороненного «трупа» и педантично вытирал его платком. Потом выпрямился, вытащил все тело, еще не тронутое тлением, и стал счищать с него песок. Пока там, на груди, точно в том месте, где расположено сердце, не открылась глубокая рваная рана, очевидно, нанесенная ножом.
— Все, все такие! — Сам отчаянным жестом обвел «кладбище», простирающееся далеко вперед.
Но Тано… Тано всматривался в свое лицо. Хотя оно было похоже на то, что он увидел в сияющем шаре флегмады, все же существенно от него отличалось. Потому что имело выражение.
Выражение человека, испытавшего боль и ужас смерти.
9.
— Верно, Тано. На этом кладбище мертвец настоящий. Один человек, убитый сотни раз.
— Убитый тобой!
Сам отвел глаза и уныло пожал плечами:
— Не знаю… Трудно сказать. Может быть, мной, может быть, тобой, может быть, теми двадцатью тремя…
— Но они давно улетели!
— Да. Но оставили страшно много после себя…
— Сам, — перебил его Тано охрипшим голосом, — робот не успел меня спасти, да? Меня тоже раздавило обломком.
— Или, точнее, раздавило случайностью. Такой внезапной, нелепой до безобразия случайностью, что мне порой кажется, уж не была ли она преднамеренной? Здесь, где нет ничего по-настоящему живого, твое появление могло… просто взбесить!
— Взбесить? Но кого, Сам?
— Ну, скажем, творца планеты, что бы он собой ни представлял: время, порядок, древность, рутину… Или все вместе взятое. Творца, которому, однако, не удалось создать ничего путного, кроме этих вегетирующих организмов.
— А кто мы с тобой? Сейчас, в данный момент?
— Люди… Обычные несчастные люди.
— Ха! — Лицо Тано исказила гримаса мучительного отвращения. — Люди, вышедшие из утроб флегмад!
— Но одушевленные человеческой смертью, — мрачно добавил Сам. — Именно она проникала в каждое из этих тел, превращая их в тебя, Тано. В смертного человека, которого можно убить. А сегодня она здесь, — он положил руку ему на грудь. — Твоя смерть, которая хранит в себе эманацию твоей личности сорокавосьмилетней давности. И которая странным образом вновь и вновь проникает в твои тела, освобождая их от инертности флегмады.
— А может быть, она и в тебе тоже, — промолвил почти беззвучно Тано. — Моя смерть…
— Но не та, внезапная и нелепо случайная. Есть и другая, гораздо более продолжительная, незаметная…
Сам нагнулся и начал заботливо, как-то ритуально, засыпать песком выкопанный труп. Рана в сердце почернела, почернели руки, плечи. Почернело лицо с застывшими в страдании чертами… Под конец Сам подровнял песок, утрамбовывая его опухшими, бледными руками, положил сверху камень и сел рядом с ним. Заговорил монотонно, едва шевеля губами:
— Там, где есть люди, каждый миг присутствует и смерть. Умирают надежды, страхи, сомнения, желания, мысли, предчувствия, огорчения, радости… А я — тот, кто копит в себе все это, чтобы жить. Я вобрал тысячи таких мертвых частиц и от тебя, и от тех двадцати трех. Эти частицы и составили мою личность. Вот почему я помню все… — Сам с блуждающей улыбкой прикрыл глаза: — Помню первое твое «перерождение». Тогда роботы обнаружили тебя у пролома и перенесли в звездолет еще до того, как ты пришел в сознание. Но потом, когда ты сообразил, что с момента обвала прошло целых четыре месяца, то объяснил этот факт временной потерей памяти и довольно скоро успокоился. Ведь у тебя была куча дел! Помню, как ты вместе с роботами построил базу, как встречал экспедицию… Да, да, я помню все это, хотя я сам стал одушевленным где-то через неделю после того, как они прилетели. А до этого я был просто одним из твоих тел, Тано, заключенным в одной из флегмад.
— Одним из моих тел… — Тано до боли сжал виски.
— Которое теперь кошмарно старое и уродливое, — с горечью окончил Сам. — Однако в те времена наша внешность была совершенно одинаковой. Представляешь, какой шок пришлось пережить и тебе, и остальным? А какие только исследования над нами не проводились! И все показывали одно — мы одинаковые, до мелочей, в каждой клеточке, в каждом волоске. И оба без шрама на бедре, который очень хорошо помнила Диана. Значит, ни тот, ни другой не является истинным Тано — так решили твои друзья. Потому что ни один из них даже не попытался распознать в нас твою личность, несмотря на то, что она осталась такой же, какой была прежде. Какой-то миниатюрный шрам оказался важнее!
— И они оставили нас тут?
— Увы, даже не оставили. Задумались о «будущей безопасности Земли». Ведь они же установили, что мы не люди… О, как скоро начали умирать их добрые чувства по отношению к тебе, Тано! И как быстро их место заняли страх и ненависть! Потом стало преобладать сострадание, появились угрызения совести и сомнения, которые тоже умирали… Умирали, чтобы воскреснуть во мне! Вместе с твоими мертвыми надеждами… Это было потрясающе! Я чувствовал себя удовлетворенным!.. Но ты, Тано, всего за несколько дней полностью сдал. Не смог вынести отсутствия пресловутого шрама, и это «доказывало» тебе, что ты не человек. И когда Диана дала тебе револьвер…
— Она?.. Диана?
— Да, — сухо подтвердил Сам. — Дала тебе револьвер именно для того, чтобы ты размозжил себе череп. Такой был у нее договор с остальными. Иначе это должен был сделать кто-нибудь из них. Что потом камнем лежало бы на его совести.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});